Эй, я здесь

Еду на своей шевроле под Успенскую («А я сяду в кабриолет и уеду куда-нибудь…) Эх, жаль из наших никто не видит, как я, слегка придерживая руль одной рукой, поворачиваю на… неважно.

Почему-то вспоминаются «Алые паруса» Грина, где старая корзина расцветает розами. А что, правда, каждый мечтает, что и в его жизни, пусть даже самой ординарной, может быть что-то чудесное, поэтическое?
Как-то у нас засорился унитаз. Слесарь нашел в нем Лизкину игрушку, все банально. Но надо было читать его «отчет», где он страстно описывал, как маленькая игрушка противостояла его усилиям. «До сих пор чувствую ее сопротивление», — писал он, прибавляя при этом к реальному получасу работы пару еxtra часов. Источник поэтического вдохновения питало желание заработать побольше. Один свежеиспеченный писатель из русских назвал Америку страной непуганных идиотов.

Жизнь здесь сытнее и безмятежнее. Говорят, что продукты здесь безвкусные, и правда, так кажется, но боюсь, потому, что они всегда есть и знаешь, где взять. Вам же знакомо чувство пресыщения некоторыми фруктами или овощами в период созревания урожая? Впрочем, бог знает, чем они кормят своих животных и как выращивают овощи, которые почему-то долго не портятся…

Американцы любят fast food, пищу, которую можно не готовить, а только разогреть. В любом магазине вы увидите горы полуфабрикатов: пиццы, жареные куриные крылышки и грудки, ингредиенты для биг-маков — все, что вкусно, но вредно для желудка. Если бы меня спросили о национальных особенностях американской кухни, первое, что пришло бы мне в голову — это что-нибудь жареное в тесте во фритюре и салат-леттус (большие такие листья, крупно порезанные), который они сдабривают тертым сыром, беконом или курицей, орехами, сухарями… в общем всем, что душа пожелает, и нет им никакого дела до раздельного питания. Любят они снеки (легкие закуски) — то, что не имеет отношения к завтраку или ужину, это можно жевать всегда, как, например, чипсы или попкорн. Много ли в Америке толстых? Не сказать, что очень много, но здесь среди просто толстых есть о-очень толстые. Впрочем, упаси вас бог назвать их толстыми, надо говорить «люди с нарушенным обменом веществ». Много полных детей и становится понятно почему, когда посмотришь американскую рекламу, где деткам предлагают есть всякую дрянь, которая для разнообразия может быть зеленого или фиолетового цвета, а если она в тебя уже не лезет, ты можешь намотать ее на палец, приклеить на лоб, в общем, поиграть — повеселиться. В рекламе еды — объедаются, чавкают, рыгают и пукают (последнее — особая примета искрометного американского юмора). Еще очень смешно, если в чье-нибудь лицо прилетает тарелка с салатом или тортом. Пропаганда обжирательства сменяется рекламой чудотворных препаратов, помогающих похудеть на 20-30 паундов (1 паунд — чуть меньше полкило) чуть ли не за пару дней. Почему же тогда не есть?

Идя на родительское собрание, вы можете не бояться того, что вас будут ругать, напротив, выяснится, что ваш ребенок на редкость талантливый и общаться с ним — большое удовольствие и даже счастье. Здесь щадят хрупкие души детей и их родителей. Ни один ученик не знает, как, к примеру, успевает его сосед по парте, а то вдруг у него появятся комплексы, которые могут привести к неизвестно каким последствиям? Бережное отношение к цветам жизни выражаетя и в том, что их не обременяют сложной учебной программой, в младших и средних классах они больше играют, чем учатся, потом их нагружают больше, но сравнивать с нашими школами все равно нельзя. Когда моя старшая дочь пошла здесь в 8 класс и доложила, что начало учебного года ознаменовано повторением сложения, нам срочно пришлось переводить ее в 9-й, но и здесь она, раньше всегда плачущая над задачками, заявила о себе как математическая звезда.

Кстати, для детей здесь раздолье — много зелени, детские площадки с всевозможными горками, качелями, великолепные парки аттракционов. И не надо бояться, что твоего ребенка кто-нибудь обидит — дети, как и взрослые, здесь, как правило вежливы и приветливы.

…Иду по даун-тауну и вспоминаю похожую улицу в Дюссельдорфе. Странно, но ощущения другие. Нет восторга от нового, нет желания все посмотреть и даже потрогать руками, что это — страх потратить здесь всю оставшуюся жизнь или подступающий климаразм? Быть гостем в стране — это одно, ты собираешь впечатления, чтобы потом поделиться ими. Жить здесь — дело другое. Это — твоя реальность, и, в то же время, не твоя, чужая. Она просто создана на чуждом нам материале — на вестернах, на цветах американского флага, на других, исторически обусловленных принципах. Я далека от социологических или исторических выводов — я не специалист, но американцы — действительно патриоты, патриоты своей страны, своего города, футбольной команды своего города. Они искренни, когда поют гимн страны («Америка, Америка…») или устанавливают американский флаг на крышу своего дома. Мы знаем как утверждалась наша «свобода», «сверху», не так ли? Вся американская история — борьба за независимость, она происходила «снизу», теперь они ни за что не поступятся своей Freedom, пусть даже она трансформируется в формы, противоположные понятию свободы. Свобода передвигаться во всех направлениях подразумевает несвободу для тех, кто не имеет возможности ездить на машине; свобода от посягательств на девичью (или женскую) честь приводит к отказу от привычных для нас проявлений вежливости по отношению к женщине — теперь не жди, чтобы тебе уступили дорогу, открыли перед тобой дверь или сделали бы комплимент (все это можно подвести под статью о сексуалных домогательствах). Борьба против расизма подчас оборачивается некоторым страхом перед представителями черного населения, которые могут иногда позволить себе наглые выходки, и им, как правило, «ничего не будет» (не далее, как вчера, моя дочь рассказала об уже третьем неприятном инциденте на автобусной остановке у школы, когда черные подростки провоцировали драку).

Свобода сексуальным меньшинствам — это, конечно, борьба со всякого рода проявлениями негатива по отношению к этим самым меньшинствам. Справедливо, но зачем крайности? В Бостоне есть большой мемориал в память жертв немецких концлагерей, там всем погибшим славянам посвящена одна(!) плита, зато отдельная мемориальная доска установлена в честь немецких гомосексуалистов — первых жертв нацизма. В Сан-Франциско на параде геев мы видели двух мальчиков лет восьми, которые шли в колонне, обнимаясь и целуясь друг с другом. Недавно мы были на просмотре фильма и встрече с одним известным писателем и продюссером, который, между прочим, рассказывал, какой интересный человек его муж. А помните фильм Тутси-милашка с Хоффманом? Там в финале разоблачается одна «героиня», которая, как оказалось, перенесла операцию по смене пола. Так этого эпизода в фильме теперь нет, он вырезан. Советская цензура могла бы только позавидовать бескомпромиссности американских блюстителей морали. В Массачусетсе мы как-то смотрели «Основной инстинкт» с Шерон Стоун и Майклом Дугласом. Он был сильно «почикан» — были вырезаны все постельные сцены, человеку несведущему трудно сразу сообразить, откуда же столько страсти, когда «ничего не было» и при чем здесь нож для колки льда. Ханжество, поскольку наряду с этим идут фильмы с ужасами, сексом и психически больными героями или «phsyco», как здесь говорят.

Среди выходцев из России здесь бытует расхожая фраза: «Первый год Америку ненавидишь, на второй — привыкаешь, на третий — не можешь без нее жить.» Что касается меня, — не знаю, третий год еще не наступил. Остальное — вполне справедливо. Впрочем, каждый постигает эту жизнь по-своему.

Одна моя подруга, в свою российскую бытность работавшая в банке и получавшая зарплату в долларах, в Америке первое время пила водку, писала длиннющие письма своим многочисленным московским друзьям и часами висела на телефоне. Другая знакомая, из Петербурга, спала и видела, как она возвращается домой, в Россию, к своему учительскому поприщу и двум подработкам, прочь от унизительной для нее работы в ресторане (ресторан — возможность заработать на билеты домой, поскольку муж не хотел понять страданий мятежной души). Один молодой человек, получивший предложение работать от американской фирмы, которая оплатила ему билеты и содержание первых месяцев жизни в Америке, не сказав никому ни слова сбежал обратно в свой Саратов, в последствии объясняя этот шаг невозможностью существовать в чужой стране. Однако, как правило, народ не стремится вернуться (считая, что уж это-то сделать никогда не поздно) и до последнего бьется за то, чтобы здесь удержаться, что не мешает ему ругать по чем свет местный образ жизни и называть американцев тупыми и зажравшимися.

Безусловно, здесь вы больше защищены от обид и оскорблений со стороны людей, здесь меньше вероятность того, что вас ограбят (мы часто даже не закрываем входную дверь). Одна моя приятельница, жена бывшего петербургского бизнесмена, а ныне — рядового программиста, пребывает в состоянии восторга от того, что теперь может быть спокойна за жизнь мужа и детей.

Где бы мы не были в Америке, нас окружала удивительная природа, будь то Нью-Хемпшир с его пещерами и ущельями, горными речками и небольшими водопадами, или Флорида, разнообразие растительного мира которой достойно ботанического сада. В Калифорнии мы были в парке с секвойями — огромными деревьями, каждое из которых в среднем около пятидесяти метров в окружности. Мы побывали в горах и видели множество чудесных озер, где лебеди принимают пищу прямо из рук. Алеша посетил Гранд-каньон — зрелище, которое трудно описать словами. Нам посчастливилось увидеть два океана. Все это было действительно здорово.

Здесь всегда готовы сорваться с языка sorry и exсuse me, не важно, случайно толкнул ты кого-нибудь, или просто пересек ему дорогу на расстоянии двух метров. Твое лицо всегда готово растянуться в улыбке — а вдруг встречный прохожий тебе улыбнется, поздоровается и спросит, как дела. Если этого не происходит, ты чувствуешь себя неуютно — и что это он там идет, молчит, всякую фигню про тебя думает?

Мой младший ребенок настолько привык, что люди ей улыбаются и говорят, какой де милый ребенок, что когда прошлым летом мы оказались в Москве, она была сбита с толку невниманием окружающих. Как-то в метро она пыталась обратить на себя внимание возгласами, означающими: «Эй, я здесь, хай!» Люди сидели, сосредоточенно уставясь в пол, потом одна тетка не выдержала и со словами «ребенок-то у тебя, наверное, голодный», полезла в свою сумку и дала Лизке какие-то печенюшки…О, Родина…