Virile game...

однако милиция продолжает
утверждать, что события
9 июня не были запланированы
и в них принимали участие
просто огорченные болельщики...

www.ntv.ru

Мой любимый зарубежный аниматор — Ян Шванкмаер. А одна из самых любимых у него работ — полурисованная короткометражка ’Virile game’. «Мужская игра». Про футбол. Суть фильма в том, что две команды постепенно уничтожают друг друга во время игры предельно изощрёнными способами, самый простой из которых — забивание противника в землю молотком. Virile game остроумно заканчивается ничьёй — 11:11.

Все люди на Земле — знакомые пятого порядка. Поэтому очевидцем любого интересного события обязательно станет человек, которого знает другой, которого знает другой, которого знает ваш хороший знакомый. На Манежной площади в памятный день начала лета у каждого москвича присутствовал как минимум семиюродный племянник или, на худой конец, дальний приятель его соседа. Поэтому вся Москва более или менее из первых (или вторых) рук ситуацию знает. К знакомым знакомых моих знакомых, которые пришли смотреть этот теперь уже исторический матч, подошли малолетние — назовём их для удобства злоумышленниками — и сказали: «Мужики, присоединяйтесь, тут сейчас начнётся». Мужики возмущённо не присоединились, но через пару мгновений действительно началось. То ли предчувствовали малолетние злоумышленники, что начнётся, то ли вправду что-то знали — теперь уже не поймёшь. Официально считается, что не знали. Это вполне приемлемо. Но то, что печальный демон разрушения витал над головами стоявших в толпе и продолжает, на момент написания этих строк, витать в тех краях — ровнёхонько между Кремлём, Думой и мэрией Москвы — не сможет отрицать даже милиция.

Самое сложное для меня, человека, от футбола максимально далёкого — разобраться в тонкостях формулировок. После произошедшего в тот июньский день мы услышали возмущённые слова официальных лиц от футбола. Суть слов сводилась к тому, что зачинщики беспорядков «ничего общего не имеют с настоящими болельщиками, с истинными ценителями спорта». Сразу возникает образ «настоящего болельщика» — трезвого и вдумчивого, который не бьёт кулаком, не матерится, не размахивает двухметровым триколором, а сидит себе спокойно на трибуне. Время от времени кротко улыбается: «Гол...». После чего спокойно и терпеливо ждёт следующего опасного момента. Вот он, истинный ценитель спорта. Трогательный и красивый, как всякая оторванная от жизни абстракция.

Профессиональный футбол перестал соотноситься с категорическим императивом «О спорт, ты — мир» и перешёл в разряд зрелищ вроде корриды и публичного обезглавливания преступников. Болельщик, в старорежимные времена оравший вслед за комментатором Озеровым «Шайбу!» и честно ненавидевший сборную капиталистической страны (и саму эту страну тоже), в новые времена окончательно перешёл, пользуясь терминологией голливудского блокбастера, на тёмную сторону силы. По логике, идеальной футбольной кричалкой должно быть что-нибудь предельно героическое: «Весь мир засилья мы разрушим До основанья, а затем...» или «И как один умрём В борьбе за это». Счёт любого матча измеряется цифрами (суммами ущерба, количеством пострадавших в драке и давке) астрономическими. При этом в раскачивающей ни в чём не повинные автомобили толпе уже трудно визуально отделить активиста «Объединённых бригад-88» от истинного ценителя спорта. После событий на Тверской трансляции матчей на большом экране не прекратились. И толпа зрителей не поредела. Разве после 9 июня настоящие болельщики не понимали, куда идут? В том-то и дело, что понимали. Но суть в том, что самое главное, самое сладкое и волнующее — быть не знакомым пятого порядка, а непосредственным участником. Это мужская игра, где приемлем даже счёт 11:11. Современный футбол — это окончательный триумф злой воли: здесь важен уже не результат.

Насколько полезны такие культмассовые мероприятия для морально-психического здоровья нации, понятно. Ведь мы, русские, за последние десять с небольшим лет сильно преуспели в духовности и здравомыслии — начали больше ходить в театр, чаще посещать библиотеки, устраивать домашние концерты и литературные вечера, обсуждать прочитанное дома и на производстве, мы почти победили неграмотность, мы стали относиться друг к другу терпимее в нашей большой многонациональной семье. Конечно, такая напряжённая духовная жизнь требует разрядки — хочется, чтобы хоть на миг злое безумие заняло коллективную душу, чтобы дубина народная поднялась и опустилась, и знаменитое ружьё полыхнуло, как гром среди ясного неба, прямо со стены.

Единственное, с чем не хочется соглашаться, так это с тем, что футбольная бессмыслица (а коллективное созерцание спортивных соревнований — это бессмыслица бессмыслиц) стала пандемией. Тем не менее, счёт потерянным душам давно идёт на миллиарды. Ведь никакому изобретателю эсперанто и не снилось столь всеохватной, всем понятной и всё объясняющей формулы, как «Ole-ole-ole-ole». Это похоже на эсперанто животных, на «Бе-е-е-е-е», например. На пути человека назад к природе нет никаких преград, животность, напротив, поощряется — разрешённым пивом, массовыми трансляциями соревнований, радостным «Мы победили Сенегал» ровно в восемь на ОРТ, радостным «Банзай!», после другого матча пролетевшим уже над Японией (кстати, правда ли, что Россия с ней до сих пор, с сороковых-роковых, в состоянии войны?). Следовательно, фильм Яна Шванкмаера про самую мужскую игру имеет все шансы когда-нибудь в будущем стать реальностью — воплотиться в страшное состязание двух команд и заранее известным счётом 11:11.