Tuxedomoon: live in Moscow.
Свой среди своих

«Это загадочное название не нанесено на географическую карту, никто не знает, где спрятана эта таинственная страна». И правда: любая рок-группа из самого заштатного городка, любой трэш-металлический «Ёшкин кот» имеет внушительное интернет-представительство с полной информацией о том, как проходило детство и как проходит отрочество участников, сколько сотен альбомов уже вышло и сколько готовится... Поразительный факт: official site легендарного коллектива Tuxedomoon в сети не сыскался. Этот заповедник, эту волшебную страну люди обычно открывают для себя случайно. Если попробовать перенести бесчисленные web-изыски легиона благодарных слушателей оттуда сюда, в офлайн — то получится примерно следующее: величайшая авангардная (давно уже непонятно, что понимать под этим словом, но пусть будет) группа родилась в конце семидесятых в Сан-Франциско, творческая активность пришлась на 80-е, культовые альбомы, сборники и концертники пересчитываются по пальцам (наиболее рекомендуемы «Desire», «Holy wars», «Pinheads on the move», «Ten years in one night» — всё остальное, вообще говоря, тоже стоит знать), костяк предпочитает жить и записываться в Брюсселе, мир делится на тех, кто никогда не слышал Tuxedomoon, и тех, кто беззаветно их любит (третьего нет), в июне-2002 легендарный состав впервые выступил в Москве.

Для кого эти слова? Их не будет читать ни тот, кто знает Tuxedomoon много лет, ни тот, кто не знает. Согласитесь со мной, первые, примите на веру, вторые: музыка Tuxedomoon — это какое-то пятое состояние вещества. Её трудно с чем-то сравнивать. Не припомню столь же, как они, неопределяемого (стилистически) феномена. Попыток, если включить память, не счесть: от «dark wave» (самое, может быть, точное) до «странный, причудливый симбиоз экспериментальной электроники и» — и поскакали во весь опор кони воображения. Но ничто не обнимет необъятного, и все попытки энциклопедистов от музыки остаются голой — и очень приблизительной по сути — теорией. Да чего тут писать? Слушать надо.

«Tuxedomoon», гласила скромная афиша; несмотря на скромность, зал «Б-2» в предконцертном состоянии сиял и числом, и качеством. Выяснилось, что знать и любить Tuxedomoon — к лицу современным мастерам культуры. Список приглашённых лиц блистал великолепием: «А. Макаревич+1», «А. Салангин+1», «А.Ф. Скляр+1». За что мне оправа такая драгоценная? Кто я, вообще? Скляра в толпе уловить взглядом не удалось (что было немудрено, ибо людей в тот день «Б-2» вместил весьма много), но были представители от «Машины времени», от «Звуков МУ» и других менее знаменитых коллективов. Русские музыканты пришли послушать живьём старых мастеров, у которых они когда-то учились. Я и представить не мог, что у меня столько единомышленников. Перед началом выступил Троицкий: «Я знаю эту группу г-года этак с семьдесят восьмого». (Сомнительно. Не невозможно, но сомнительно. В указанную пору мировая слава годовалой сан-францисской группы, состоявшей из двух студентов, была едва ли больше, чем сейчас у современной русской певицы по имени Саша. Ну, и ладно. Все ждали появления Tuxedomoon и некогда было вдумываться в слова оратора.) Наконец началось.

Их было трое. Привычный студийно-концертный Tuxedomoon — это состав из шести-десяти человек, куда, помимо костяка, входили подбиравшиеся, видимо, по интернациональному принципу Люк ван Льешо, Иван Георгиев, Уинстон Тонг и многие другие. В Москву (и Питер — Tuxedomoon посетил обе столицы) приехал смысловой центр Tuxedomoon — Блэйн  Л. Рейнингер, скрипка, Питер Принсипл, бас, и Стивен Браун, клавиши-саксофон-вокал. Ощущения неполного состава не было. Втроём музыканты отыграли программу за целый оркестр.

Как было заявлено в немногочисленных анонсах, игрались и старые, и совсем не известные песни и композиции. Зал был готов к прослушиванию: всё знакомое узнавалось со второй ноты и перепевалось вслед за Брауном. Организатор мероприятия — не афиширующий себя по концептуальным соображениям человек по имени Стас — заметил накануне: «Концертный Tuxedomoon звучит гораздо интереснее студийного». Трудно не согласиться. Шоу явно уступало по насыщенности действием какому-нибудь искромётному событию в Лужниках — с потоками огня, цыганами, птицей-тройкой и дрессированными медведями: на сцене практически неподвижно стояли с инструментами в руках три немолодых человека в простой одежде. Однако зал глядел и слушал не дыша. Время от времени благоговейно щёлкала моя мыльница, упорно запечатлевая одно и то же: полутьму с тремя размытыми силуэтами.

В первый раз защемило на ’Courante Marocaine’. Второй — сильно, гораздо сильнее — на ’Desire’. По-моему, это их самая лучшая песня, заглавная на лучшем (одноимённом) альбоме. Это было трудно спускать на тормозах. И я закричал в образовавшуюся после песни полусекундную тишину: «Спасибо!». ’Spasybo? Spasybo?’ — переспросил улыбающийся Браун. И утонул в буре чистосердечного восторга.

В сцену спокойно вглядывался Александр Липницкий. Бас-гитарист «Звуков МУ» ничего не говорил перед концертом. Когда он впервые услышал Tuxedomoon? В моей голове, наперерез звучащему из динамиков, заиграл Minimal Compact — совсем плохо известный широкой публике европейский состав, деливший с Tuxedomoon музыкантов и близкий по стилистике. Помню приятный шок от прослушивания их пластинки «One+One by One», записанной двадцать лет назад: тогда мне показалось, что это Пётр Мамонов запел на английском языке под мелодию с узнаваемым звуком баса, до того считавшимся мной фирменным, «липницким». «How many guys like me», подпевал мне со сцены Стивен. Бесконечная, вечная, мудрая музыка просвечивала Липницкого невидимым миру рентгеном. Я думал о том, как неприятно, наверное, собирать камни.

Новые вещи были ничуть не хуже старых. И было почти незаметно, где между ними проходили склейки. Не известной никому полуджазовой композиции рукоплескали не меньше, чем завораживающей, пёстрой и длинной, как экзотическая змея, инструментовке «Waterfront Seat». Через час с небольшим после начала музыканты раскланялись и ушли, но никому не пришло в голову следовать их примеру. После долгих, нескончаемых аплодисментов трое устало зашли обратно на помост, и сладким мёдом полилась на слушателей древняя, как красота, инструментальная композиция ’Litebulb Overkill’. Тут уж всем было впору заплакать — и Макаревичу, и Скляру (если он был), и любому просто интересующемуся музыкой.

Тр-р-ра-тта-тта-тта-та-тта-тта-тта,
Та-да-да-да-та, та-да-да-да-та, та-ра-да-ра,
Рр-р-ра-тта-тта-тта-та-тта-тта-тта,
Та-да-да-да-та, та-да-да-да-та, та-ра-да-ра,
Да-тта-тта-тта-а, та-ра-ра-ррат-тат-та-а-а-а-а-а-а-а,
Да-тта-тта-тта-а, та-ра-ра-ррат-тат-та-а-а-а-а-а-а-а,
Та-ра-да-ра,
А-а-а, а-а-а-а,
А-а-а, а-а-а-а,
А-а-а, а-а-а-а,
А-А-А-А-А-А-А-А!

Без слёз не вспомнишь.

Выступление окончилось с забавной точностью — в без минуты час. Стивен, Питер и Блэйн Л. попрощались и покинули сцену окончательно. Серьёзные люди в зале продолжали рассеянно пить, есть и разговаривать, несерьёзные побежали успевать в метро. Я бежал и думал о том, как мало нужно человеку для счастья — всего лишь увидеть и услышать живьём трёх дедушек американского (европейского, теперь отчасти и русского) авангарда. Но почему, продолжал думать я, так крутит мозги и тревожит фибры столь незначительный факт? А потому, отвечалось мне, уже спускающемуся по эскалатору вниз и засыпающему на ходу под тягучую струну предпоследней электрички, что оперативная память с годами превращается в частое решето, в котором удерживаются только самые крупные, самые интересные куски прошлого. Через какое-то время о них думаешь уже как о смысле прошедшей жизни.