Записки фэншуиста

Исповедь

Жена принесла в палату тиражированную иконку Святого Великомученика и Целителя Пантелеймона. Стояла она в изголовье с месяц и вот, Целитель призвал познакомиться поближе: женственно-миловидный лик, обрамлённый шаровидный кудрявостью волос; в левой руке — открытая шкатулка красного дерева с бурым содержимым... — может, опий, а, может, — гашиш; в правой — пурпурная палочка или ложечка, сложно разобрать на фоне алого одеяния. То, что в те времена практиковали сеи снадобья, как болеутоляющее, не секрет, но у кого теперь язык повернётся сказать: «В руках у Святого — наркотик!». Прости мя, Господи... не дай Бог, наркоманы «канонизируют» Целителя и сделают своим покровителем.

Но я уже не о содержимом, мне не понятен замысел идеологов иконописи. Зачем у Святого Великомученика в руках банальная атрибутика, которой пользуются традиционные доктора и бабки-знахарки?

Традиционная медицина близорука, видит и подлечивает только следствие. Святость вездесуща и всевидяща, ей понятна причина недуга. Бесспорно, Святой Пантелеймон исцелял Словом Божьим и Духом Святым, а лекарством, даже, если это и опий — облегчал страдания телесные.

И почему откровение настигает на больничной койке, когда в сосудах с кровью в стадии брожения: гепарин-анальгин-демидрол-предуктал-нитросорбит-холетар-плавикс-индап-престариум..., когда психика на пределе от непростимулированного равнодушия врачей и затяжной синусоиды выздоровления. Три доктора, три диагноза. Первый, подстраховавшись, приговаривает к инфаркту; второй утверждает, что инфаркта нет — кардиограмма не показывает, но старшему по званию возражать не принято; третий вообще предполагает дистрофию сердечной мышцы на почве алкоголизма... хы. А, если есть стенокардия, то первой стадии на фоне легкого воспаления пищевода.

А я продолжаю глотать обязательные таблетки, хвататься за сердце при резкой смене погоды и любых эмоциональных потрясениях... и все чаще уповать на милость Господа в лице Ангела-Хранителя, ибо только Ему ведомые темные стороны моей души.

Теперь я понимаю, тело — это кривое зеркало, и догадываюсь, что в нем отражается и что следует выправлять!
Брат Пантелеймон, верни коробочку моим докторам и прими молитву-исповедь грешника Александра:
...........................................................................
...........................................................................
...........................................................................
...........................................................................
...........................................................................
.................................
Аминь.

29 июня 2004

Зарешеченное окно

Это так понятно в тюрьме, психушке... и так человечно на пятом этаже 503-й палаты кардиодиспансера, где в тесную комнатку на двух человек втиснута третья кровать, панцирная сетка которой провисает до пола и, залечивая инфаркт, успешно приобретаешь искривление позвоночника; а утром, потянувшись спросони, без труда открываешь ногой дверь. «Твое место у параши», — вспомнилась незабвенная фраза Вани Питерского. Но соседи объяснили, что и с «парашей» проблемы... хотя, в сущности, проблем нет — пнул дверь ногой, перешагнул два метра коридора и вот она, родная, напротив! Но на двери шрифтом «академия», опять же очень человечно каллиграфированно: «ТОЛЬКО ДЛЯ СОТРУДНИКОВ». И зашуршали тапчонки по периметру квадратуры этого удивительного терапевтического отделения № 1. Конечно, нашел. И, конечно, — занято, ибо один «М» и один «Ж» человек на двадцать.

После первой городской, где жизнь и смерть дышат друг другу в затылок, где кардиология — это МЧС, где все пульсирует, хрипит, стонет..., здесь — номенклатурная отрыжка совка, этакий «дом колхозника». Спросил утром у санитарки (прикинувшись наивным), заправлявшей кровать вылеченного соседа: «Тетенька, а вот за стеночкой палата № 504 не меньше нашей, с одной кроваткой, мебелью и шторками поприличней, с отдельным санузлом и ванной, телевизором... Это для кого? Вроде голубенький медполис и паспорт Российской Федерации нас всех уравнял? Почему мои ноги упираются в дверь, а пузо дяденьки из 504-й в телевизор?!»

«Это ты, милок, у заведующей спрашивай, мое дело — застелить, подтереть...».

Эх, фэн-шуй, да и только

Хотя местная реанимация мне понравилась. Не собирался я туда, но судьба-злодейка... Утром сдавал анализы: кровь из пальца, вены, моча... — есть нельзя, а потом пешочком вниз с пятого этажа (лифтерша в это время столы накрывает), короткой перебежкой через двор в другое здание поликлиники (ремонт у них в переходе) и с одышкой на третий этаж до кабинета ЭКГ. Народа тьма, духота, нервозность, как во всех очередях. В глазах потемнело, крыша поехала, сердце защемило... но закваска бывшего десантника не подвела — дождался своей очереди и упал на кушетку. Приоткрыл глаза: чернявая девчушка, хорошенькая такая, привычно-механично опутывает меня проводками с присосками, а я ей шепчу доверительно: «Худо мне, милая, боюсь, что уже не встану...» Сунули нашатырь под нос, растерли виски. Примчалась бойкая сестренка из реанимации, ширнула литический раствор в вену, пришел Большой Усатый Доктор Александр Борисович, мягким, гипнотизирующим голосом факира помог телу «дохлой кобры» принять вертикальное положение, подхватил под локоток и , как добрый мент Анискин, повел трясущегося бомжика в свое отделение.

А там опять жизнь!

Упругая кровать-каталка, капельница, шустрые сестренки, конструктивно-задушевные опросы Доктора и четкие назначения, охающая от удушья на протяжении суток тетя за тряпичной ширмой, пилюли горстями и снотворное на ночь.
Утром новое испытание — в сопровождении медсестры поход в кабинет с загадочным названием — ФГС. Смутные предчувствия не обманули: встретила поставленным командным голосом тощая женщина в халате, который сидел на ней как армейская униформа, усадила на высокую кушетку, приказала открыть рот и впрыснула туда едкую жидкость... и вновь команды: «Глотай. Ложись на левый бок. Зубами зажимай капу с отверстием». И вставили мне, добрые люди, такой гастроэндоскопический минет, аж до самого желудка! Ой, девки, лучше не пробовать... Я даже усомнился, за что мужики получают срок «естественным способом» насилуя женщин? И почему до сих пор нет статьи за насилие гастроэндоскопией?! Долго еще спазмы душили, но в палате очухался. Голод — не тетка — пообедал. Напоследок капельницу поставили и отправили в родные пенаты — первое терапевтическое. Эх, прощай и спасибо, реанимация, в лице уважаемого «Анискина». Впереди выходные, зарешеченное окно, но все-таки с видом на набережную Тобола, важно-вежливые медсестры:«Ваши таблетки на завтрак, таблетки на обед, Ваше лекарство на сон...»

Что ждет бедолагу? Полежим, увидим.

28 июня 2004

Анализ

Палец проколот.
Прозрачность стекла
Вдруг засветилась рубином витражным,
Струйкой янтарной моча потекла
В баночку пенистой шапкою бражной.
Шприц добывает венозный нектар,
Взгляд уцепился за попку в халате,
Тупо хлорирует пол санитар...—-
Летнее утро в больничной палате.

Аритмия (история суицида)

Каталка Харона. Четвертый этаж.
Бледным упреком свисает нога...
В жизни случился последний вираж:
Выхода нет, но был шаг в облака...

Откровение

Древняя старушка, как поверженный Лаокоон
Опутанная шлангами капельниц, в беспамятстве
Постанывает, призывая Ангела-Хранителя, дабы
Забрал ее душу в лоно вечности...
Бедная, она так и не поняла, что за плечами ее
Осталась прожитая Смерть.

Диагноз

Что, поработаем Санек? -
Сосед-инфарктник предлагает
И как младенец засыпает,
и тлеет жизни уголек...

Что, поработаем, Санек? -
Когда средь ночи пробуждаюсь
И в удивленьи содрогаюсь,
Как жрет сосед, хрустит пирог!

Что, поработаем Санек? —
Соседу-тезке вслух читаю:
Не доверяй даром Даная...
Но вижу свет в глазах поблек

Прости, дружок, твой путь «трудяги»
Не зарубцуют сердца шрам,
Не успокоит сей ашрам
Души поэта и бродяги!

24 июня 2004