***

Мне было тогда семнадцать,
Я легко сдала в институт,
хотелось мне петь, смеяться
и чувствовать: крылья растут.
Отец был доволен. Очень!
И так сказал: «Молодец!
Пойдем, пригляди, что хочешь,
одеться пора, наконец!».
И цвета вишневого платье
я выбрала. Дорогое!
Боялась, что денег не хватит,
искать придется другое.
Но папа сказал: «Прекрасно!
Вишневый — все же не красный».
Все деньги он вытряс с азартом,
а после — уехал... Плацкартом.
А после... Простите за смелость,
Я женщиной стала, поэтом.
Мне быть элегантной хотелось,
и строгой, и стройной при этом,
ведь мне выступать приходилось!
Тут — черное платье годилось.
И я это платье купила,
и ездила в нем везде...
Оно таинственно было,
как ночь на далекой звезде!
И папа сказал: «Красиво!»
Вздохнул, печально чуть-чуть...
Я платье долго носила.
И в нем я отца проводила
в последний путь,
И больше — не надевала...
Но любит троицу Бог:
судьба мне платье послала
голубое, как неба клочок.
Я в небо дороги не знаю,
но платье мне это к лицу,
и, когда я его надеваю,
я ближе немного к отцу.
Только бы не разминуться,
понять, где какой поворот...
Чтоб смог он сквозь сон улыбнуться:
«А тебе голубое — идет!»

***

Три летних месяца мелькнули,
дав побродить по свету мне,
и вновь, под шкурою косули,
Сплю в Зауральской стороне.

Озера синие остыли,
гвоздичка отцвела в саду —
глядит глазницами пустыми
на высохшую лебеду.

Румяный клен горит неслышно,
Крадется вдоль обочин пыль,
и свой седой султан колышет
Неувядаемый ковыль.

Тобол, без всякого усилья,
вершит свободный, плавный бег...
Весь в белом, гусь проносит крылья
Торжественно, как первый снег.

Еще бредет с корзинкой к бору
Грибник, надеясь: грузди ждут...
А я дышу степным простором,
дивясь, как много неба тут.

***

Тобол, возьми меня с собой!
Ты к Иртышу торишь Дорогу.
а я ищу тропинку к Богу,
идя вдоль глади голубой.

Поля прекрасные, пустые,
Где сжато все — и живо все...
Кресты сияют золотые,
никто их больше не снесет.

Я все люблю здесь до пылинки
и понимаю с детских пор,
о чем полынные былинки
ведут печальный разговор.

Два ветра у меня спросили:
«Что делаешь, куда идешь?»
«Иду я по своей России
и вглядываюсь в долгий дождь»«.

И Южный ветер мне заметил:
«Зачем?... Есть розы, море есть!»
Но Северный вступился ветер:
«Оставь ее! Ей место — здесь!»

***

Небо, даже не золотое,
просто -желтое... Но душа,
видя это сиянье простое,
просветляется, не спеша.

И на все взглянуть она рада
и любуется, без гроша,
Черной россыпью винограда,
бледной стенкою камыша.

Время ходит степью просторной —
Есть тут, где пройти навсегда,
Собирает последние зерна
И кристаллики первого льда.

Много места здесь для ночлега,
для скитальцев всея земли,
на границе любви и снега
шелком стелются ковыли.

Обними меня, Северный ветер,
мой холодный, мой вечный друг,
и в снегах — ни за что на свете
я не выпущу солнце из рук.

***

Астра, словно синяя медуза,
в луже плавает -
и, как по дну морскому,
с половинкой красного арбуза
я иду, под шелест капель, к дому.
Ворох листьев винными парами
Воздух пропитал — качнулся тополь...
Я люблю, с прощальными дарами,
Проходить сквозь эту ржавь и опаль.
Краски хороши, да ненадежны,
Жухнет на глазах листва сырая,
Осень, как придирчивый художник,
Со своей палитры все стирает.
С шелковыми крепкими сетями
Подступает серое забвенье —
за дождями, все забыто, даже
день рожденья.
Лишь одной любви не рвутся узы,
и к тебе, а не к кому другому
с половинкой красного арбуза
я иду к исчезнувшему дому.

***

Рябиновый дождь -
осыпаются красные кисти.
Дрозд ягодку клюнет
и пестрые перья почистит,
И снова клюет, так
что ягоды сыплются градом.
Рябиновый дождь
не стихает над вянущим садом,
Оранжевый сполох листвы озаряет
лиловые лужи.
А дрозд, наконец, улетел -
ну, и долгим же был его ужин!
Закат догорает,
жар-птицы уснули в траве.
Рябиновый дождь
затихает в ночной синеве.

***

Тобол остывает,
но стая сорок
беспечно болтает,
что срок не истек.
Не лето, конечно,
листочки летят,
но все же не вечер,
хотя и закат.
Расцвечена красным
стальная волна,
но солнце не властно —
восходит луна.
Диск ярко сверкает
на глади реки,
рыбак убирает
свои поплавки.
Стрекозка садится
в камыш на ночлег...
Ей скоро приснится,
что падает снег.

***

Топазы и цитрины
роняет листопад,
весь, словно глаз тигриный,
горит янтарный сад.
Тигр, прячась понарошке,
себе замену шлет —
и скромно по дорожке
гуляет рыжий кот.
Сад множеством тропинок,
Как золотом, расшит,
Топазы и цитрины
Кот лапкой ворошит.
Пускай себе играет!
Не страшно, что на нас
Глядит, не уставая,
Тигриный желтый глаз.

***

Розовое и голубое —
брусника и голубика —
по кочкам зеленым рассыпан
неповторимый узор.
Розовое и голубое...
Какому лесному Пикассо
Нужны периоды эти,
Неизученные до сих пор?
Мы — не искусствоведы,
Наш путь нам самим неведом,
Но с ягодной кочки зрения,
Где зренью — такой пир,
без всякого сомнения,
прекрасен таежный мир!
Не раз повторю с любовью,
Придя сюда в утро морозное:
Розовое и голубое,
Голубое и розовое...

г. Курган,
октябоь 2003 года.