Путешествие II (Синай)
Жене и Ане Тарибо

волшебная нить,
холодная нить кислорода —
торопятся жить
потоки воздушного мёда,

течёт молоко
струной, несгибаемой спицей,
и телу легко
по ровному небу летится:

сквозь тоненький клюв
душа возвращается в тело.
Ноздрями сверкнув,
чужбина, как птица, запела.

Где тысячи лет,
которых никто не увидел?
Где горный хребет,
неточного времени идол?

Крыло, человек,
колчан в человеческой лапе,
засохший побег,
ряды полустёртых царапин —

ушли до поры
слова из египетской сказки
к вершине горы,
к подножию праздника Пасхи,

где тысячи тел
читали небесную милость,
где ветер кипел
и нитка отчаянно билась.

Кто знал, что сгорит
в зарницах пасхальная стая,
что цепь пирамид,
как пульс нитевидный, растает?

Сквозь лёд и стекло
чужбина поёт, как цунами,
о том, что прошло
и прошлым летит над волнами.

Смыкаются льды,
стекло и тяжёлая смальта,
встают из воды
спирали живого базальта,

живая петля,
петля перед бешеным спуском,
темнеет земля
и воздух становится русским:

здесь запах морской,
которым себя не насытишь,
здесь Питер с Москвой
сплылись в несгибаемый Китеж —

но разве теперь
крыла не трепещут, как дверцы?
в открытую дверь
стучится, колотится сердце,

вкипает в сердца
любовь без конца и без края —
фигуркой писца,
гранитным осколком Синая,

чужие края
застыли в душе сувениром.
Петляет струя
над тёмным изменчивым миром,

который успел
исчезнуть за облаком ватным.
Синай улетел,
но может вернуться обратно

2002