Листья и трава под осенним снегом

Владимиру Олейнику

 

кончился дождь, и убавилось крови в термометре,
воды небесные капля за каплей ушли,
бился отчаянно вечером, ночью и поутру
снежный ручей в глубине отвердевшей земли.

Вязко подтаяла осень зелёным по белому.
Тело в снежки увлечённо играет с душой.
Скоро придёт, скоро грянет зима скороспелая!
Скоро, как дымом, потянет зелёной зимой!

Сквозь тишину проступают негромкие возгласы —
и исчезают в провалах моей головы.
Я исчезаю, я спрятал зелёные волосы
в тёплую шапку такой же зелёной листвы.

Травы накрыло метелью; местами подтаяло.
Мёртвый каштан на глазах превращается в лёд.
Как тут не вспомнить хорошее зимнее правило —
всё начинается белым, всё белым уйдёт.

Голос в сугробе сухой, безразличный, как дерево,
словно в утробе бормочет живое дитя.
Сучьям, былинкам и листьям немного отмерено.
Всё обмирает, нетающей коркой блестя.

Плачу, и слёзы живут, как ручьи белоснежные,
твёрдая соль оставляет узор на траве,
зимний газон, ледяными укрытый одеждами,
как поместился ты в тесной моей голове?

Я не умру, потому что трава невысокая
стелется, любит, хранит и в итоге — спасёт.
Снег расцветает каштаном и нежной осокою,
только стихи на глазах превращаются в лёд:

там, после смерти, былинки встречаются с листьями
и продолжают о страшной зиме шелестеть.
Снег и трава остаются живыми и чистыми,
значит, наверно, и я не могу умереть

2002