Курган

 

I

цветист и красен воздух разговоров
в краю прозрачном, где полжизни не был;
холодным маком зреет тихий город,
чья речь невнятна и небезопасна:

цветок, шурша, слагает рифмы в вазу
стеклянно опрокинутого неба,
и строки снега в уличных рассказах
зияют многоточиями: красным.

II

Спеши, непродолжительная повесть
о городе развалин и надгробий,
попробуй растопить студёный пояс,
границу царства снов и отражений,

где всё как будто спрятано под землю
и медленно живёт в её утробе,
где звуки одинаковые дремлют,
и тишина приводит их в движенье.

III

Над Зауральем закипают слёзы,
цветы и звёзды зимнего восхода.
Плывут по небу маки, астры, розы,
плывут тюльпаны, флоксы и герани.

Красивый строй разбавлен облаками,
и пятна красной кровли с дымоходом
парят, как лепестки, в воздушной яме.
Подтаял снег на красных крышах зданий.

IV

Квартиры заключённых пахнут чаем,
густым и грустным чаем из параши,
и гулкий голос горя не читаем
за пеленой отбоев и побоев.

В янтарной бездне чайных церемоний
безжалостно краснеет слово 'Russia',
живущее теплом блевотной вони
и пряной мутью мочевых помоев.

V

Узоры к стёклам намертво пристали
увековечив морок подворотни.
На обороте ледяной медали
остановилась белая картина.

Из подворотни хлынула усталость
холодной взвесью сумерек субботних,
и сыпь снежинок, обмерев, осталась
в стеклянной чешуе оконной льдины.

VI

Я ничего не вижу, кроме стужи,
безумия, зимы и беспросвета;
короткий месяц, замерзают лужи,
зима звенит коротким белым нервом.

Декабрь, январь, февраль, растут сугробы,
пороша мчит вперёд, в весну и в лето;
тот месяц, полный льда и снежной злобы,
последним был — но снова будет первым.

VII

Две девушки и мраморная книга
втроём убереглись от превращений.
Февраль обильно сыплет миг за мигом,
но статуи не делаются выше.

Сквозь слёзы различим стеклянный купол,
укрывший ослепительные тени.
Багрового цветка горячий рупор
льёт музыку, и плач почти не слышен.

VIII

Сместилась власть и, первым же указом
порвав покровы спящего Тобола,
вторым свела всех зауральцев сразу
креститься битым льдом и снежной кашей.

Пошёл, рекой пошёл народ креститься!
единым телом - жидким, жалким, голым —
ушёл под лёд, и снежные страницы
спокойно потекли на север, дальше.

IX

Сместилась власть, и жители исчезли,
оставив город мраморным фигурам —
двум девушкам, застывшим в вечном кресле
за чтением рассказов белоснежных.

Живой курган уходит без возврата.
Прощай; душа скользнула тенью хмурой
по окнам и вокзальным циферблатам,
по лицам статуй, неживых и нежных.

X

"Томится дно распахнутой могилы,
томится дно, и некому засыпать", —
подумалось, но мысли тут же смыло
потоком слов опасных, слов невнятных.

Заплакали открытые могилы
и смерть пришла на их сухие всхлипы,
и эхо бесконечное поплыло
по мраморному небу в жарких пятнах.

XI

..................................................................................................
..................................................................................................
..................................................................................................
..................................................................................................

..................................................................................................
..................................................................................................
..................................................................................................
..................................................................................................

L

Я протянул тяжёлую добычу
в заплаканное зеркало вагона
(цветы, рубином налитые, бычьи,
опаловые, снежные, воловьи).

Я обещал Казанскому вокзалу
не приближаться к рельсам монотонным,
забыть слова, которые сказала
мне улица, пропитанная кровью

2002