Гурьбой высыпаем на тающий лёд

Гурьбой высыпаем на тающий лёд
и давимся, слушая снежные бредни:
известно, последним останется тот,
кто ржёт и хохочет остаться последним.

Я слышу весну, но не видно ни зги.
Над бездной вращается громкая лопасть.
От долгого счастья смешались мозги
и пальцы, сломавшись, посыпались в пропасть —

в весеннюю пропасть грохочущей ржи,
в весну, не доступную праздному взору.
Я в сердце Тобола, я пьяный мужик —
бикфордов мужик, поджигающий прорубь.

Мы спим и танцуем на льдинках своих,
хохочем, ни страха, ни праха не зная —
и хохот, как в стаю, сбивается в стих,
и стих уплывает, как дикая стая!

Кровать припозднилась — но вот и кровать,
бегущая вниз недочиненным лифтом.
Сомкнулась вода. И не могут молчать
уста бесконечной весенней молитвы.

11 марта 2005