Москва-Петушки 2006

Подходит Рождество.
Пыль стряхивают звезды,
засеяны крупой поля еловых лап.
Почувствовать родство пока еще не поздно
с одной большой страной, которая смогла
и Гитлера побить, и из руин подняться,
врагов идейных слить за море-океан,
сплясать в кирзе кадриль на гангренозных пальцах
во славу остальных советских россиян.
Несломлен мавзолей, курантов ход несломлен,
колдуют над Москвой выпускники МАрхИ.
Неспешна жизнь церквей. Фигуры колоколен
расцвечены зарей. Безмолвие стоит.
Над Курским вновь туман (а беляши все те же),
брандмауэр навис, грозя подмять перрон.
Путеец-атаман батон «Одесской» режет.
По смене передал все то, что должен он.
Состав из тупика крадется тихой сапой,
пыхтит электровоз — весь в инее живот.
Облупленный стоп-кран застыл железной лапой
над пьяным мужичком, решающим кроссворд.
В вагоне можно сесть, что в выходной не странно,
но в тамбурах дымит, ругаясь, молодежь.
Здесь веничкина стать, но с примесью Корана.
Здесь полный креозот, который не поймешь.
Шлагбаумы, шпана: приметы Подмосковья.
Мелькают — раз и прочь — дощатые дома.
Кусково. Семь утра. Блюет бродяжка кровью.
Конечно, чья-то дочь, возможно, чья-то мать.
Рождественский народ тюки куда-то тащит.
Живущий на войне, живущий во весь дух,
он до сих пор герой, он до сих пор лядащий,
он все еще такой кому-то на беду.
Он есть и будет есть, вестимо, очень долго.
Его ведет клубок, разматывая нить.
Ему так хорошо за пазухой у Бога,
и Бог его хранит.
И бог его хранит.