Иностранец

Калифорнийский чернослив
и вологодская сметана
(Ночь, проведенная с ментами
в опорном пункте. Эксклюзив!),

Jack Daniels и пирожок,
и всевозможные закуски,
и песни этих странных русских
про то, как конь ретивый ржёт.

Они гуляют до утра,
хотя в кармане ни копейки.
Они сыты своей капелью,
тенями старого двора.

А чем же он наполнит грудь
и растревоженное сердце?
Куда ему под утро деться,
да приютит ли кто-нибудь?

Сыры рокфор, дорблю и бри,
Картошка в сморщенном мундире.
Как просто в современном мире
о самом главном говорить.

Затеяв между делом спор,
не согласиться с оппонентом:
Пусть мы на разных континентах,
но нас объединяет спорт,

потом война, потом тюрьма,
Карибы, занавес железный,
а, впрочем, спорить бесполезно, —
из аргументов только мать.

Селедка, Mars и огурец:
все вперемешку, все нестройно.
Свобода, Горби, перестройка,
икра и Леннон в октябре!

Девчушка в куртке Adidas
и в чёрных сетчатых колготках
твердит: <У русских век короткий,
короче, в общем, чем у вас.

В России жизнь тире борьба.
Противоречие в генах лялек.
У нас поэты все стрелялись
и вешались. Судьба, судьба.

Такое дело, милый Джордж:
Ты уезжай — такое дело.
Живут здесь очень неумело,
ты так ни в жизнь не проживёшь>.

А он рассеянно кивал
и с доводами соглашался.
Oh, sure, форменная шалость.
Exactly, форменный провал.

И только чудилось ему:
Мороз, надев тулуп овчинный,
трясет волшебные перины
и заколдовывает тьму.

Но всё же теплится душа
меж рёбрами мохнатой ёлки.
Идет лошадка, чуть дыша,
по звонко-стылому проселку.

Её неверные следы
позёмка тут же заметает
и снег не тает.