Началось все с того, что курганский художественный музей в очередной раз заказал мне разработать концепцию выставки. До этого были «Экология» и «Рыба». На этот раз выставка должна была называться «Задворки». (Юрий Прожога).

 

Концепция художественной выставки-акции «Задворки» для Курганского художественного музея. 2001 год. Автор Ю. Прожога

Заглянув в словарь Даля, находим:

ЗАДВОРНЫЙ
находящийся за двором, позадь двора. Задворная изба, сиб. избенка на дворе, в конце двора, для молодого скота, для стирки, для посиделок и пр. В костр. задворная или надворная изба называется заднею, скотною или зимницей, туда переходят на зиму, чтобы передняя изба не прела. Задворный человек, стар. дворовый, живший на барском задворке.
Задворок твер. новг. задворок м. орл. смол. задворка яросл. твер. задворенка, задворица, задворня ж. арх. задворье пск. влад. перм. ср. задворы пск. задворки м. мн. задний, скотный двор, хлева под общим навесом; зады дворов, место за дворами, где гумна и пр.
Задворня арх. задняя, последняя улица в деревне, построенной в несколько порядков.
Задворок в орл. городится насупротив избы, через улицу, а в смол. это задний двор с хлевами, закутами.
Задворье, сиб. крытый или глухой навес или дрин, пригороженный на задах для скота. Он по задворью или по задворкам шатается, забавляется, волочится, не работает, укрывается. По задворьям (или у вас, в лесу) дрова рубят, а по деревне (или к нам, в город) щепа летит. Счастье задворило ему, повезло, паит. Молодым надо задвориться, твер. обзавестись двором.
Задворничать арх. жить не дома, ходить по дворам, по гостям, шататься.
Задворяниться, заспесивиться.

т. е. слово «задворки» понимается нами как «периферия», «провинция», «глушь», «помойка», «отдаленное место ссылки», «все, что находится за ДВОРОМ, за московской кольцевой автомобильной дорогой». Задворки - это не Москва. Москва — двор, МКАД - забор, все остальное — задворки. С этого понятийного уровня можно набросать изобразительную среду для размещения живописи участников.

Зал художественного музея по внутреннему периметру обносится забором (деревянным, картонным, железным...). Это создает дополнительное внутреннее пространство, в котором предполагается разместить работы. Для того чтобы проникнуть внутрь данной инсталляции, необходимо будет найти дыру в заборе, возможно несколько, ощупывая плохо приколоченный доски. Внутри, в центре необходимо разместить мусорный бак (три мусорных бака), вообщем, — помойку, дабы недовольные чьей-либо живописью зрители могли бы сорвать и выбросить картину в помойку. Помойку предварительно заполняем всякой дрянью, как то: бутылки, бумага, пакеты рваные, кирпичи... Пространство между помойкой и забором заполняется аналогичной хренотенью плюс разбросанной и размотанной туалетной бумагой.

Туалетная бумага призвана усилить впечатление удаленности от столицы нашей родины Москвы, города-героя. Забор с внешней стороны красится, размалевывается аэрозольными баллончиками, забрызгивается известкой, забрасывается тухлыми яйцами и несвежими помидорами, заклеевается объявлениями скабрезного содержания, расписывается мелом неприличными надписями...

Для оживления данного художественного «пейзажа» внутри оного необходимо разместить двух вокзальных бичей и одну «синявку», предварительно снабдив их ящиком низкосортного вина, одеколона и плавленным сырком. Помещение постоянно дезодорировать, чтобы элемент «запах» не отвлекал зрителя от элемента «изобразительное восприятие прекрасного», то бишь картин.

Сверху на вдумчивого зрителя можно бросать конфетти, симулируя небесные осадки, так как погода на ЗАДВОРКАХ, как правило, плохая — цунами, наводнения, засуха, жара, еще каканить гадость. Почему конфетти, спросите вы. Отвечу: любая трагедия должна быть оптимистичной, цветные маленькие кусочки бумаги веселее обрушивающихся перекрытий или града, величиной с яйцо.

Цель данной выставки — призвать зрителя задуматься о времени и месте в котором мы находимся. А для специалистов и искусствоведов будет лишний повод испытать катарсис.

Юрий Прожога

---

---

Привожу вашему вниманию статью Анатолия Львова, опубликованную в газете «Курган и курганцы».

Глядя через забор

В Курганском художественном музее — новая выставка под кодовым названием «Задворки». На задворках собрались четырнадцать курганских живописцев, графиков и скульпторов, развесив на стенах и заборах шестьдесят своих творений, принесенных из мастерских и вынутых из музейных запасников. Строя концепцию выставки, Юрий Прожога внимательно проштудировал словарь В. Даля, выяснив, что задворки — это не только место за двором, позади двора, но и «глубинка, глушь, помойка, свалка», додумав, что это вообще — русская провинция, собственно, вся страна за пределами границ Москвы. Понятно, что стержнем выставки стал образ захолустного Кургана, уж задвористее не найти — парадным фасадом в Европу миллионные Екатеринбург и Челябинск, сзади, за забором, чужой двор — Казахстан. Прожога вообще мечтал обнести музей забором с надписями, поставить мусорные баки, куда зрители могли бы бросать непонравившиеся картины (своих-то у него на выставке нет), нанять пару-тройку бомжей, загрузив их любимыми напитками, а сверху на все это сыпать в виде веселого дождя цветное конфетти, ибо «любая трагедия должна быть оптимистичной». От замысла остались общая идея и символическая инсталляция — фрагмент щербатого досчатого забора с налипшими на него битыми бутылками, их целлулоидными двойниками, картинками и надписями приличного содержания, вроде «Улыбайтесь, господа». Получилось красиво и, по сути, верно.

Все, что увидели художники под этим углом зрения — одновременно трагично и завораживающе красиво. В интерьерах и пейзажах разрушающихся старых домов и запущенных двориков с грудами ящиков и паутиной проводов и бельевых веревок; в натюрмортах с грудами железного хлама или простодушным праздничным изобилием нет обиды и злобы, нет ущербного комплекса обделенных судьбой. Есть печальная ностальгия по ушедшему, есть гордое чувство родства с этим миром, где мы выросли, есть дорогое чувство красоты обыденного. Вспомним, что эстетизация задворочной городской среды, выброшенного за ненадобностью, эстетизация изнанки и хлама - одна из интереснейших проблем искусства ХХ века, ярко проявившаяся в его начале и его конце (а на нашей выставке все работы созданы в последнее двадцатилетие). Вспомним деревню Монмартр, воспетую при ее превращении в район Парижа творчеством Утрилло, Тулуз — Лотрека и многих других, рассыпающийся в прах Витебск Шагала; конструкции Жака Генгели из собранных на свалке железяк и конских черепов, да просто все искусство поп-арта и концептуальные перформенсы. (лохам по ушам)

В поэтической одухотворенности заведомо неэстетической среды есть свой глубокий философский и содержательный смысл. Растворяя в себе человека, она впитывает его, становясь одушевленной, антропоморфной, но самого человека лишая индивидуальности, сгибая и сминая. Заметьте, что в этих картинах почти нет людей, а те, что есть, без лиц — затененных, размытых, отвернувшихся. Как нет окон в коробках современных домов — они тоже безлики. Зато у старых домишек, горбатых сараев, проходных арок и корявых деревьев — у каждого свой характер и норов....

прочно впитали подъезды, дворы

слезы и радости нашего детства.

Тех деревянных сараев скелет,

где узнавали мы взрослые тайны,

нет его ныне, но жив его след,

намертво в душу оседший «Титаник».

Арка в витках заводского литья,

двор нараспашку — заборы исчезли.

Из-за угла, вон он, выглянул я

призраком бледным, посланцем болезни...

Эти стихи словно прямо написаны о картине Алексея Кочарина «Детство». И столь же на задворках жизни его герои — уличный фотограф с обезьяной в «Осеннем солнце», хмурые старухи в «Зиме», и «Бабе с фонарем», мешковатые мужики в «Дай прикурить», красная, как обглоданная, псина в «Портрете собаки». Кстати, неприкаянные собаки присутствуют в трех картинах. А вот пяток кошек, бродящих и резвящихся в других полотнах, чувствуют себя вполне вольготно, задворки — это их, кошачий мир.Одной работой, но типичной и интересной, представлены Владимир Чалый, Игорь Щетинин, Татьяна Иванова, Василий Суворов, А. Морозов и скульптор Анатолий Патраков с его хищным "Кошачком". Четыре необычных, благородно-серебристых линогравюры-призрака показал Алексей Тукачев, у которого, в его двадцать лет, творческая биография еще впереди. Остальные участники представлены чуть ли не монографически. Трагические образы картин «Падение», «Перекресток», ироническая «Ночная встреча» с зеленым милиционером с профилем художника Чалого Эдуарда Дудина вошли в нашу классику, став собственностью музея. Серия пейзажей «Город» Натальи Перминой, с их палящим розовым зноем, уже знакомы нам по прежним выставкам. Целые стены заняли экспозиции пейзажей и интерьеров Олега Бровина, как всегда, нервные и динамичные; драгоценные по выразительности цвета и мощно характерные курганские пейзажи Эдуарда Алексеева. Я бы сказал, его «Пивзавод», «Сумерки», особенно — зимние пейзажи, просто агрессивно, вызывающе красивы, несут в себе какой-то гипнотический заряд. Это же можно сказать о рисунках и офортах Станислава Кежова. Ограничившись одной новой работой, он показал натюрморты и пейзажи 1980-1990-х годов, подчеркнув сознательно ностальгирующую ноту выставки. А неутомимый маэстро иронии и гротеска Сергей Мальцев тремя гигантскими натюрмортами «Трофей», «Самовар на двоих» и «Кошечка» прямо-таки заставляет зрителя извлекать из ассоциативной памяти сказочную изобильную волжскую провинцию Б. Кустодиева.

Характерно и то, что на всех пейзажах — очень жаркое лето, очень ненастная осень, а если зима, то с такими снегами, что ломятся крыши домов. И это тоже отвечает концепции Ю. Прожоги, что на задворках по определению должны происходить всяческие засухи, цунами, ливни и прочие катаклизмы. Это наша среда, это время и место, где мы находимся. А дождь из конфетти еще пройдет, может, на закрытии выставки, по прогнозам — через месяц.

Анатолий Львов
На фото слева направо: Эдуард Алексеев, Сергей Мальцев, Елена Попова.