 | Блокнот | Декабрь 2006 |
Курган |
|
Ирина Палкина Бойкот ватной бороде или Новогодние заметки дворника
Конец декабря. Совсем скоро, словно в дружном танце, жители закружатся по магазинам, пытаясь создать «то самое» новогоднее настроение. Подхваченные вихрем покупательского азарта, горожане выйдут на охоту за подарками. Особенно непросто приходится шопоголикам: у них сезонное обострение недуга. Магазины раздирают противоречия: то новогодние скидки, то цены летят в небеса. Сотовые операторы дают сбои, рестораны, салоны красоты, парикмахерские подвергаются массированной атаке. Призрак Нового года носится по городу, выбивая всех и вся из привычного ритма жизни. И только один человек остается почти безучастным к новогодней суете. Причины иронии по поводу всенародно любимого праздника у него философские и исторические, и иногда даже носят характер личных убеждений.
Зовут его дядя Толя. Дядя Толя служит дворником в нашем дворе уже много лет. «Доброе утро. Дай Бог здоровья, моя хорошая!» Так он здоровается со всеми. Когда слышишь это утреннее приветствие, то рот сам растягивается в улыбке, и хорошее настроение на день обеспечено. Вообще-то зовут его Анатолий Иванович, но с незапамятных времен все обращаются к «хранителю двора» так просто, по-дружески. Дядя Толя называет себя диссидентом. Возможно, за нетривиальность взглядов. В молодости Анатолий Иванович мечтал стать историком. Однако, всю жизнь трудился рабочим, потом мастером на КМЗ. Он утверждает, что работа дворника сродни профессии журналиста: учит быть наблюдательным и заинтересованным во всем, что тебя окружает. Наблюдения за одуревшим от новогодней гонки народом наводят его на некоторые обобщения. Вот его репортажные зарисовки, прямиком с курганских улиц и магазинов.
— Две барышни хорошенькие бегут мимо, в разноцветных шубках. Жестикулируют, и о чем-то спорят, громко так. Прислушался. Оказывается, они купили (о, ужас!) два одинаковых вечерних платья в одном магазине. Перессорились в пух и прах. «Новогодняя ночь ближе - цены ближе к космосу, - энергичная бабушка с негодованием потрясает продуктовой авоськой. «Ближе уже не бывает. Однажды мы пытались покупать продукты за два месяца, но вся сберегаемая новогодняя провизия почему-то стремительно уничтожалась, в итоге все равно пришлось толкаться в предновогодней давке за два дня», - отзывается другая. В магазинах, отделах и уличных лавочках – светопреставление. Глянул, что покупают. Пылесборных сувенирных мышат ( весь год будут переставлять с места на место «символ года»), колпаки с надписями: «Ищу дедушку», «Хочу снегурочку». Один «джигит» нес из ЦУМа набор кинжалов.
На глазах у дяди Толи происходят судьбоносные события. Люди расстаются навсегда или находят друг друга.
— Молодой человек никак не может дозвониться до любимой девушки, чтобы поздравить с праздником. «В следующий год мы войдем уже не вместе», - сквозь грозовые разряды перегруженной сети выносит вердикт молодой женский голос. Жалко парня – переживал сильно. С каким непередаваемым лицом выносят из магазина наши любящие женщины майонез «Мечта хозяйки» и «Мистер Ricco». Да потому что не майонез это вовсе, а надежда на чудо, которое может произойти в главную ночь года. А знаете, каково разбиться женским мечтам под Новый год? Конечно, катастрофа на жизненном корабле может произойти в любой день, но в волшебную ночь она воспринимается особенно болезненно. Странные они все-таки, женщины.
Город оккупирован елками. «С молотка» уходят даже желтые и пожухлые, за символическую цену – сто пятьдесят рублей. Какой-то фанат уносит с собой четыре лесные гостьи. К вечеру 31-го декабря они будут запроданы в три цены отчаявшимся мамам с малышами, «у которых отняли праздник».. 20:00 цейтнот постепенно переходит в штиль: озверевшие и уставшие продавцы в колпаках и костюмах – «символах года», охранник, переквалифицировавшийся в Деда Мороза, пытаются сбежать с работы пораньше. Не получается. Запоздавшие, и потерявшие ориентир в пространстве покупатели сметают остатки мишуры, шариков, а также консервированные мидии, крабовые палочки, чтобы под утро посмотреть на все это с недоумением.
Предновогодняя жизнь города проносится перед глазами дяди Толи. Словно Рождественский Дед, он заглядывает в зазеркалье витрин, добродушно всматривается в происходящее и улыбается: «Взрослые, они как дети. Особенно под Новый год».
—- Новый год – это мираж, искусственный праздник, уже по происхождению, — считает мой «специальный корреспондент».
— Мне кажется, что Новый год чем-то очень напоминает другой общенациональный «праздник» - выборы. Ты зажмуриваешься, и под бой курантов самозабвенно шепчешь о заветном. В глубине души, конечно, посмеиваешься над собой, вверяя исполнение своих чаяний неопределенного происхождения мужику с ватной бородой. «А вдруг!» – не сдается другая, иррациональная часть твоего «я». Опускаем бюллетень в урну, замираем и…назавтра жизнь продолжается в «обычном режиме».
А, между прочим, хронологическая точка отсчета начала нового года была выбрана европейскими астрономами совершено произвольно, — утверждает «новогодний наблюдатель». По этой логике «новый год» вполне мог попасть, например, на дни зимнего или летнего солнцестояния, 22 декабря и июня, соответственно. Или, на худой конец, на первое сентября. На эту дату приходился Новый год в допетровской России и символизировал в крестьянском сознании уборку урожая. Привезенное Петром1 «иностранное празднество» приживалось плохо, и считалось больше «барской забавой». В ночь на первое января, когда в помещичьем доме горела огнями елка и Дед Мороз дарил барчукам конфеты и леденцы, в крестьянских избах праздновали память Василия Великого. Дед Мороз считался в народе жестоким волшебником. «Стариком» пугали непослушных ребятишек. Сегодня в сказочную ночь к рюмке непременно потянутся трезвенники и язвенники, алкоголики вновь потеряют над собой контроль. Долой воздержание в течение стольких месяцев! Когда-то у простого народа новогодний праздник считался совершенно «трезвым». И не мудрено, на этот день выпадали именины еще одного святого – Вонифатия, к которому обращались за помощью в недуге пьянства. Народ-то в основном жил остатками допетровской старины и вплоть до начала хх-го века отмечал настоящий русский Новый год. Как это было принято до 1669 года, то есть – 1-го сентября. В ночь на 1-ое сентября после выстрела Кремлевской Царь-Пушки, люди желали друг другу счастья, троекратно целовались. После утренней службы царь одарял подданных яблоками и принимал прошения и жалобы от обиженных. Но ведь главным-то событием все равно было Рождество! А сегодня живем в православной стране, а у нас на каждом шагу: «Уступи соблазну!», а на Рождество по-прежнему яйца красим. Для каждой патриархальной российской крестьянки Рождество не было праздником ради праздника, застолья или ожидания исключительно своих личных чаяний.
— Вы хотите сказать, что в нехитрых хлопотах выражалось родовое, народно-соборное начало: в приготовлении кутьи и взвара, колядках и даже в поздравлениях?
—- Более того, вместе со Спасителем в празднике участвовали и духи предков. Сравните с этим нашу суету по поводу «хронологии», подарков для «жестокого» шефа, знакомых и просто партнеров по лестничной площадке. Главным атрибутом крестьянского праздничного стола была свиная голова. Между прочим, один герой Шмелева, кучер, интересно насчет обязательных рождественских свиней разъясняет:»Велено их есть на Рождество, за наказание! Не давала спать Младенцу, все хрюкала. Потому и называется – свинья!» Какое у нас главное украшение стола? Как говорил почтальон Печкин, - телевизор. За новогодним столом с нами будут трапезничать и распивать напитки звезды из «Голубого огонька» и «Ледникового периода». Когда они напьются, с них подобно новогоднему миражу стечет шарм и очарование. Конечно, мы будем ждать новогоднего обращения президента. Президент – это языческий бог, мы ему не верим, но для чего-то заворожено слушаем. Слушаем, значит, зла не держим. Утром первого января, а потом последующие десять дней мы будем блаженно пересматривать «Бриллиантовую руку» и «Карнавальную ночь». Нас купают в ретро, чтобы отвлечь от скучного настоящего – новый год прошел…
Когда человек-наблюдатель профессионально занимался горным туризмом. Ходил на Алтай, на Северный Урал.
—- Вы, наверное, не встречали Новый год на Канжаковском камне, четыре тысячи метров над уровнем моря. 34градуса, отогреваемся и чокаемся чашками от походного термоса. Утром первого января такой туман, что не видно на метр, что перед тобой делается. Справа пропасть, слева – то же самое. В горах фейерверк не запустишь: обвал может случиться. Тишина и величие, чувствуешь, как перетекает время. Этого никогда не услышать за пьяными криками. Настоящий новый год.
Рано утром первого числа я услышу знакомое поскрипывание лопаты и тягучую песню – дядя Толя уже на посту. Расчищает снег около подъездов, складывает в мешки обрывки вчерашнего «карнавала». Скоро за домом образуется кладбище из елок. Он бережно относит отслуживших красавиц к реке. Чтобы потом выстроить из елок коридор, по которому пойдут люди купаться в крещенской проруби. При этом Дядя Толя не считает себя верующим человеком, как, впрочем, не считает и пессимистом. Он всего лишь наблюдатель и скептик. Можно, конечно, подумать, что патриархальный сказитель и «чудак» очень одинокий человек и ему просто не с кем разделить радость праздника. «Нет. Жена вопреки хозяйской воле все равно праздничных пирогов напечет. И сын с внучкой придут поздравить». Ну не празднует он Новый год и все тут.